Присев на корточки, я протянул ладони, и он несколько раз хлопнул по ним своими ладошками.
– Теперь оперативно собираемся, и нас ждут гонки с препятствиями, – я потрепал его по волосам.
Не находя слов, Алекс энергично закивал и помчался за вещами. Я быстро разобрался с заевшим замком, убедился, что ничего не забыто, и мы выбежали из дома. Ступни ощутили булыжную кладку моста, и я понял, что совсем забыл про ботинки.
– Стой тут, держи круговою оборону, – вручив мальчику ранец, я кинулся обратно.
Выехав, связался со Стервой и попросил обсудить с водителем остановку в одном из ближайших пригородов. Она свирепо посопела в трубку и отключилась. Я стал перебирать в GPS возможные варианты маршрутов. Алексу нравилось следить за нашими манёврами по движущейся карте. Минуя стороной запруженные районы, мы выбрались на магистраль и теперь неслись над городом по шестиполосной навесной трассе, лавируя в плотном потоке машин.
Спустя сорок минут на придорожной стоянке появился автобус. Завидев надпись "Бейкерсфилд", Алекс вприпрыжку бросился навстречу. Дверь с гидравлическим шипением отъехала, и он стал карабкаться по крутой лестнице. Сверху с молчаливым укором взирала Стерва. Её так и подмывало улыбнуться, чтобы снять напряжение, но она старательно держала марку. Я усмехнулся, передал рюкзак и пожелал счастливого пути.
Не застав Иру за прилавком, я двинулся вдоль стеллажей, и у секции изданий в пёстрых обложках услышал знакомый голос. Выглянув из-за спины расфуфыренной клиентки, отвесил шутовской поклон и жестами показал, что буду наверху.
До закрытия оставалось около получаса. Купив кофе в закусочной за углом, выбираюсь на крышу по служебной лестнице. Усевшись поудобнее, прислоняюсь к стене вентиляционной шахты и неспешно скручиваю косяк. Вечереет. На западе полощется пурпурное зарево, и косые лучи отбрасывают длинные тени, обрывающиеся в провалах между домами.
Когда я вернулся, Ира, деловито цокая каблуками, циркулировала по опустевшему магазину, приводя в порядок отбракованные покупателями издания. Наткнувшись на название "Обольсти меня на рассвете", я воздел руку и театрально уставился в общепринятом направлении всего вечного и прекрасного.
– Ты меня на рассвете разбу-удишь. Проводи-ить не-о-де-та-я вый-дешь, – дурным голосом завыл я и, приобняв, сделал вальсирующий шаг, разворачивая её в танце. – Ты меня, никогда-а…
– Спасибо. Я так переживала… – нежно произнесла она, откладывая книги. – Ты мой рыцарь.
– Да, я мега-монстр, – задрав подбородок, я скрестил руки на выпяченной груди. – Пределы моей неописуемой крутизны не ведают границ!
– Пределы не ведают границ? – она насмешливо вскинула бровь.
– Ага, – я с достоинством кивнул, – именно так.
– Илья, кончай дурачиться.
Я сурово нахмурился и вновь приблизился к ней.
– А вы, мадемуазель, ещё должны кое-что разъяснить. Признавайтесь, доктор Фуфелшмерц, кто такой?
– В таком виде я никуда не пойду, – безапелляционно объявила Ира в ответ на моё предложение где-нибудь поесть.
Несмотря на протесты и заверения, что лучшего вида быть просто никак не может, мы поехали к ней домой. Пока она прихорашивалась, я накурился на уже знакомом нам балконе и, выйдя на поиски своей красавицы, застал её, разумеется, в ванной.
Ввалившись туда, я некоторое время наблюдал за тем, как она сосредоточенно прорисовывает какой-то неуловимый оттенок.
– Ира, идём, ты уже и так невыносимо прекрасна, – взмолился я, пытаясь оттащить её от зеркала.
– Не мешай, – высвобождаясь, отрезала она.
Я принялся нести какую-то чушь о том, что ценю естественную красоту, и этот боди-арт совершенно излишен, но она отбрила меня, заявив, что я ничего не понимаю, и со смехом вытолкала за дверь.
– Кстати, – послышалось изнутри, – я стащила для тебя Платонова.
– Где?!
– Иль-я-а… – видимо, уже не в первый раз звала Ира.
Я не без труда оторвался от чтения, и мы отправились в рыбный ресторан. На мой вкус, место оказалось слишком помпезным, но Иру это нисколько не смутило, наоборот, она наслаждалась и роскошью обстановки, и изысканной манерой обслуживания. Чопорный официант являлся точной, лишь едва уменьшенной, копией метрдотеля, царственно дефилирующего в отдалении. Поначалу он забавлял своим многословием, но вскоре назойливый сервис меня утомил. Между переменой блюд была церемонно подана бледно-зеленоватая субстанция в конических бокалах на высокой ножке.
– Сорбе – замороженный десерт из сахарного сиропа, шампанского и фруктового сока, – с видом греческого оракула провозгласил официант. – Этот так называемый прохладительный напиток, пришедший в XVI веке из Древнего Китая через Персию и Османскую империю, на сегодняшний день бесспорно является неотъемлемой частью европейской кухни.
Я откашлялся, разгладил салфетку и подчёркнуто высокопарным тоном попросил внести канделябры. Не меняясь в лице, павлин во фраке извинился и взялся объяснять, что канделябры, увы, не вписываются в тематику их интерьера. Это стало последней каплей. Сначала нам удавалось сдерживаться, но к середине повествования мы уже покатывались со смеху, что не помешало ему завершить свою речь.
Впрочем, намёк был истолкован верно, и он удалился с видом оскорблённого в лучших чувствах аристократа, а Ира продолжила рассказывать истории из институтской жизни. Она училась в России на гуманитарном факультете, но её воспоминания во многом смахивали на мои собственные годы студенчества. Засидевшись допоздна, мы вдоволь нахохотались и вкусно поужинали. Это был первый вечер, когда не надо было никуда спешить, и впереди нас ждал ещё весь завтрашний день.