Челленджер - Страница 105

105

– О'кей. О'кей, – Майя сдержанно улыбнулась. – Да, я видела звёзды, и я уверена, что Намерение есть.

– Почему?

– Спроси у камня.

– Я с камнями ещё как-то не научился общаться.

– Нет, просто эта каменюка, – она погладила его ладонью, – и есть ответ на вопрос. Вот оно – Намерение в чистом виде. Вот, потрогай.

– Намерение? Каменюку – я могу потрогать, а прикоснуться к Намерению мне гораздо сложнее.

– Нет тут ничего сложного, стоит ему свалиться на голову – сразу прикоснёшься.

– Да, я понимаю: в любой философской полемике, бейсбольная бита – неопровержимый аргумент.

Она рассмеялась.

– Вот именно, именно. Ощущение и есть лучшее доказательство.

– Ну серьёзно! Ощущения обманчивы. Даже на трезвую голову можно тако-о-ое почувствовать, a если что-нибудь употребить – недолго и вообще в чём угодно усомниться. Не то что Намерение, – многое становится неоднозначным. "Есть ли ты?", "Есть ли камень?" и, коли он есть, то "Камень ли он?" – вовсе не тривиально. Но давай не будем уж совсем… Допустим, что камень есть, но у него нет намерения… и вообще нет нигде никакого Намерения. Что тогда?

– Вот для этого и нужна бита. Как только жизнь берёт в руки биту, ты уже не спрашиваешь: "Есть ли бита?" и "Бита ли она?", всё моментально встаёт на свои места. Так же и со звёздами: стоит отсечь лишнее, и ясно виден свет, который ни с чем не спутать.

– Но острота ощущений не является признаком истинности. Субъективные переживания обманчивы вне зависимости от своей интенсивности.

– Обманчивы, но штука в том… и тут я уже не могу привести доказательств, но на Востоке говорят, что обманчивость присуща лишь половинчатым переживаниям. При истинном свете вопросы и потребность в доказательствах отпадают. Ведь вопреки своему скептицизму, ты ни разу не усомнился в том, что есть звёзды. Потому что целостность не оставляет места сомнению.

– Хороший ответ. Но… то они. А мы, во всяком случае я, ещё не вижу истинный свет. И поэтому, давай предположим, что Намерения нет.

– Ну… – она отвела волосы со лба, – давай предположим.

– Тогда что?

– Продолжаем… продолжаем открывать глаза. Ничего не изменилось…

– Куда открывать?

– Дальше.

– Куда дальше? На ложный свет?

– Да. А что? Глаза ведь по-любому стоит открыть. Ну нет счастья… – её голос сделался глухим и тихим. – Предположим… Ну нет, что ты будешь делать…

– И… Что тогда? – также понижая тон, спросил я.

– Ничего. То же самое. Нет – и ладно, – Майя помедлила. – Не в счастье счастье. И без счастья зашибись. Только сложнее… но не в нём цель и даже не в звёздах. И это уже серьёзно. Ты отворяешь дверь, а в саду могут быть хищные зверюги, драконы, инопланетяне… Открыл глаза, и тут же – шмяк, – она резко хлопнула в ладоши, – динозавр голову откусил. А что? Легко… Скажем, у них договорённость такая, у динозавров этих, не трогать тех, кто тихо сидит и не чирикает.

Мы помолчали. Не знаю о чём думала Майя, но меня захлестнула волна щемящей тоски, и захотелось обнять её и прижать к себе, пока нас не успели скушать динозавры.

– Они говорят, что будет хорошо.

– Но мы не знаем?

– Мы не знаем. Тебя учат быть готовым ко всему и принимать мир, каков он есть. Динозавр? – Отлично. Откусил голову? – Замечательно. Это никак счастью не мешает. Наоборот. Ты стал частью динозавра и всё пучком. Ты своё сделал: открыл глаза и слился с миром в едином, как они говорят, Намерении.

– Погоди, погоди, ты где-то подменила понятия…

Она звонко расхохоталась, радуясь своему трюку.

– Мы же предположили…

– Что Намерения нет, – закончила она, сквозь хохот.

– А ты всё свела к тому, что снова там очутилась.

– Ну конечно, мы снова там очутились. Потому что… – её глаза светились, – тебя не должно останавливать то, чего нет. Это сомнения и страхи. Думал, спасут звёзды? Дудки! Засмотрелся и хлоп – динозавр. А может, нужно было не в небо пялиться, а сразу меры принять, и самому что-нибудь ему откусить… или в сторону отбежать, и он бы мимо проскакал… кто знает… а ты на две лишних секунды зазевался на звёзды.

Она потянулась, оглядываясь кругом. За нашими спинами назревал рассвет. Гребни холмов вырисовывались на фоне стремительно светлеющего неба. Всё замерло в ожидании, и только волны мерным шелестом размывали последние сгустки отступающей ночи.

– Как там наш сок?

– Увы, наш сок – вшть… – я махнул в неопределённом направлении.

– Значит пора возвращаться. А трава тоже вшть?

– Обижаешь!

– Покурим?

– Конечно покурим, Майя, конечно покурим…

* * *

Когда мы подошли к крыльцу, я обогнал её и прислонился спиной к входной двери.

– Оставайся, не уезжай. Ты бежишь не от западного образа жизни, ты бежишь от себя… а это дохлый номер. Хорош скитаться, Катманду не где-то там на Востоке, он внутри. Тут твой дом, твои друзья и люди, которым ты небезразлична. Оставайся, сколько можно скользить по краю?! Майя, ты просыпаешься каждую неделю в другом городе, если не в другой стране; ты меняешь скутер на поезд, поезд на самолёт, на скрипучий автобус, ползущий над извилистым ущельем… Ты молодец, ты смелая, ты сильная, но разве ты ещё не поняла, что нет никакого там и тут?! Хочешь освободиться от привязанностей, чтоб избежать потерь и разочарований? Я тебя понимаю, но нельзя полностью избавиться от человеческой формы. Невозможно навсегда разрешить конфликт души и разума, и уж точно не за счёт метания из одной точки глобуса в другую. Бездну внутреннего одиночества не заполнить ни людьми, ни событиями, ни заморскими странствиями. Это неотъемлемая часть бытия. Ты уехала, и без тебя Калифорния – пустыня, населённая тусклыми тенями. Я иду по миру и встречаю лишь призраки. Иногда, всё реже и реже, на краткое время кажется, что они люди. А ты – настоящая. И на фоне этого чуда… Майя… На Востоке считается, что если от всего избавиться, наступит состояние высшего покоя и умиротворения. Звучит круто, но уйти туда с концами я не хочу. И пускай мне страшно и больно, и я остро ощущаю всю бессмысленность и обречённую суетность окружающего, – я не готов слиться с предвечным светом и исчезнуть в этом сомнительном блаженстве. Нам всем в один прекрасный день это предстоит, а раз так – я пока побарахтаюсь. Я человек, а не эфирное создание. И потом, стоит ли отказываться от всего из страха его потерять? Это же нонсенс! Майя… Мы не виделись почти шесть лет, я смотрю на тебя и хочу тебя обнять. И мне всё равно, что нагородил Кришна и что приглючилось Будде. Я ни за что не променяю это ни на какую триста раз преблаженную нирвану.

105